Владимир Плотников - По остывшим следам [Записки следователя Плетнева]

Школу я закончил за год до победы над Германией, был призван на флот, а через пять лет, демобилизовавшись, приехал в Ленинград, куда к тому времени переселились мои родители, и поступил в Инженерно-строительный институт. Я оказался старше большинства студентов, пришедших в институт со школьной скамьи, и наверное поэтому долго не мог сблизиться с ними. Но однажды на лекции моя соседка, назвав меня бирюком, заговорила со мной. Я что-то ответил ей, и между нами завязалась оживленная беседа… С тех пор мы стали садиться рядом на всех лекциях и ничего не писали, кроме записок друг другу, а когда обнаружили, что лекционного времени нам не хватает, продолжали обсуждать волновавшие нас вопросы во время перерывов и после занятий, по пути домой. Так прошло несколько месяцев. Вдруг моя симпатия заявила, что я недостаточно внимателен к ней. Этот упрек показался мне несправедливым, и мы поссорились. Мне никогда не удавалось скрыть от окружающих мое настроение. В те дни я выглядел, наверное, довольно угрюмо, потому что совсем другая девушка подошла ко мне как-то после занятий и спросила: «Что с тобой?» Я махнул рукой: «Да так… ничего…» — «Не ври! — сказала она. — Вы поссорились… Но ты не унывай, все пройдет, вы — хорошая пара…» Это была Инга Суховей. Красивая фамилия? Так называется горячий, выжигающий все живое ветер…

Мы спустились в гардероб, оделись и вышли на улицу. Инга попросила проводить ее до Пяти углов, где она жила. Я согласился, и мы направились к центру города. Вначале шли молча, затем заговорили о человеческих взаимоотношениях, о том, как тяжело быть одному и как трудно найти настоящего друга. Эти мысли мы подтверждали примерами из собственной жизни. Так я узнал, что Инга моложе меня на три года, что родилась и выросла она на окраине Ялты, в поселке Чехово, но школу из-за оккупации немцами Крыма закончила позднее своих сверстниц, что отец ее был убит на войне и она осталась вдвоем с мамой, работавшей в школе уборщицей. Я в свою очередь рассказал ей о себе, о своем нелегком характере, мешающем сближению с людьми, особенно с представительницами слабого пола.

Мое откровение вызвало у Инги улыбку. Она спросила, дружил ли я когда-нибудь с девушками. Я ответил, что не дружил, но любил. «Завидую тебе и той, которую ты любил! — призналась Инга. — Мне это чувство незнакомо. У меня были поклонники, есть они и сейчас, однако я им не верю, и сама к ним ничего не испытываю». Она показала мне свой дом — угловое пятиэтажное здание — и, попрощавшись, добавила: «Не хандри, а захандришь — приходи. Моя квартира на втором этаже». Так началось наше сближение… Знай я, чем оно кончится, — за версту обошел бы Ингу. А тогда… тогда меня тронуло ее сочувствие. Да и внешне она была привлекательна: маленькая, стройная брюнетка с правильными чертами лица, карими искрящимися Глазами, черной родинкой вот тут, над уголком рта, и очень живая…

Круглов, погрузившись в воспоминания, замолчал, но вскоре шелест вращающихся кассет и рокот мотора магнитофона вывели его из состояния оцепенения.

— Не слишком ли подробно я рассказываю? — спросил он.

— Пока ничего лишнего, — ответил я. — Продолжайте…

— Мы были в разных группах, поэтому на следующий день я увидел Ингу только на общей лекции. Заняв свое место в аудитории, она сразу отыскала меня глазами, улыбнулась. Я кивнул ей. Перерывы, однако, Инга провела в обществе высокого, с иголочки одетого блондина, о котором говорили, что он сын дипломата, а домой пошла со студентом-иностранцем.

Утром я поймал Ингу возле входа в институт и прямо сказал, что после занятий буду ждать ее у Техноложки. Она обещала прийти. Мне почему-то казалось, что она не сдержит своего обещания, но я ошибся. Мы встретились, и Инга сразу спросила: «Что-нибудь случилось?» Я ответил, что нет, что просто соскучился по ней и хочу ее проводить. На этот раз я чувствовал себя не так скованно, как прежде. По дороге домой я даже позволил себе съехидничать, выразив Инге недоумение по поводу того, как это она может принимать знаки внимания сразу от нескольких поклонников. Но мои слова ее не обидели. Напротив, Инга кокетливо заявила, что все женщины ценят внимание, и она тоже.

Когда мы оказались у Пяти углов, Инга предложила зайти к ней, предупредив, что будет ждать знакомого студента из Театрального института. Мы поднялись" на второй этаж, она открыла дверь и через кухню провела меня в чистую, светлую комнату с двумя выходящими во двор оконцами. В ней стояли покрытый скатертью стол, несколько старых стульев, оттоманка и фанерный шкаф для одежды. Инга объяснила, что снимает эту комнатку, но хозяева плату за нее не берут, потому что она занимается с их сыном-школьником, избалованным и разболтанным парнем. Через полчаса в квартиру позвонили. Инга пошла открывать и вернулась с высоким кудрявым шатеном. Шатен пристально посмотрел на меня, положил на стол свернутый трубочкой лист бумаги и, попросив у Инги разрешения навестить ее завтра, ушел. Когда мы остались одни, Инга прочитала посвященные ей стихи. Автор явно подражал Блоку. В эпиграфе стояли строки:

Я рискнул познакомить Ингу со своими стихами и очень обрадовался, узнав, что они понравились ей. Так у нас появилась новая тема для разговоров, тема интимная, неисчерпаемая, сделавшая Ингу в моих глазах еще более привлекательной.

На следующий день, проводив Ингу домой, я застал хозяев квартиры. Они оказались простыми радушными людьми. Хозяйка, приветливо встретив нас, быстро накрыла стол и накормила «чем бог послал» — отварной картошкой с крольчатиной. Потом мы пили чай и рассматривали фотокарточки. Впервые я увидел тогда приветливое лицо Ингиной матери и надменное, с выпученными глазами, лицо отца. Попалась мне и фотография Инги в детстве: с белым бантом на голове, в легком кружевном платьице и блестящих туфельках, она стояла на старинном круглом столике, как маленькое божество… Набравшись храбрости, я спросил у Инги, почему ей дали такое имя. Она достала из-под кровати чемодан и вынула из него старинный журнал, на обложке которого была изображена закованная в цепи танцовщица, а внизу написано: «Инга Бергман. Танец рабыни». Инга объяснила, что имя ей дал отец, которому эта танцовщица очень нравилась…

В тот вечер поэт из Театрального так и не появился. Это укрепило мои позиции. Прощаясь с Ингой, я получил приглашение приходить в гости не только от нее, но и от хозяев квартиры, и с тех пор стал бывать у них почти ежедневно…

К весне мое увлечение обернулось хвостами по начерталке, сопромату и иностранному языку. Я сказал о них Инге. Она снабдила меня конспектами лекций, помогла разобраться в эпюрах, перевести английские тексты. Сама Инга подошла к сессии без долгов, и это было для меня чудом. К экзаменам мы готовились тоже вместе — садились друг против друга, открывали конспекты, десять минут читали их, потом встречались глазами и, рассмеявшись, начинали болтать. Поболтав с полчаса, опять принимались за чтение. К вечеру, когда с работы приходили хозяева, появлялся и их сын. Инга делала с ним уроки, мы ужинали и перебирались на кухню, где продолжали заниматься в том же духе, не включая электрический свет…

Начинались белые ночи. Они смещали мои представления о времени. Случалось, что я уходил от Инги, когда прекращалось движение транспорта, и дома появлялся только под утро… Но экзамены мы все-таки сдали.

Инга стала готовиться к отъезду на юг, я — к работе в колхозе. Перед тем как расстаться, мы всю ночь бродили по городу. Домой пришли только с восходом солнца. На лестничной площадке я впервые обнял Ингу и хотел поцеловать. Она отвернулась, выскользнула из моих рук и скрылась за дверью.

Из Ленинграда я выехал первым. Все лето я не находил себе места и почти каждый день отправлял Инге письма. Ответы приходили редко. Она писала, что отдыхает хорошо, купается, ездит со знакомыми за город, а я читал эти письма и злился…

Инга вернулась в Ленинград перед самым началом занятий. Она чуть-чуть пополнела. Ее лицо, шея, руки стали шоколадными. Когда мы приехали из аэропорта домой, она сбросила с себя платье и непринужденно спросила: «Тебе нравится мой загар?» Я схватил ее и стал целовать. Потом она переоделась и принялась угощать меня привезенными с юга фруктами.

За время каникул у каждого из нас произошло много событий, о которых не терпелось рассказать. Инга похвасталась тем, что познакомилась с известным ялтинским инженером Баркановым — пожилым, одиноким человеком, страстным собирателем книг — и бывала у него в гостях. Она говорила об этом с нескрываемой радостью, а у меня подступал к горлу какой-то комок… Инга откровенно рассказывала и о том, как на пляже за ней увивались мужчины, о своих школьных не засидевшихся в девушках подругах и о встрече с бывшим одноклассником, перед которым она в свое время, возможно, не устояла бы, если бы не учителя, предотвратившие опасное развитие событий.